Ольга Новикова - Каждый убивал [Журнальный вариант]

— Ну и когда смотреть на тебя по телику? — Олеговна идет рядом по коридору — не дает Глебу сосредоточиться на доказательствах несравненной своей правоты.

— Не интересовался, — небрежно бросает он и сам верит, что ему все равно, покажут его или нет.

— Какой ты… самостоятельный… — хвалит его Олеговна.

Одно слово… И в лучшем своем настроении Глеб подходит к Екатерине Лавринец, которая в одиночестве сидит у двери его клетушки.

Нужно какое-то объяснение, почему я не отправляю ее восвояси, раз дело раскрыто… Перед Олеговной оправдываться, конечно, не стану, но лучше бы иметь под рукой убедительную причину. Вдруг шеф или кто другой спросит, зачем мурыжил ненужную свидетельницу…

14:01, — фиксирует он время.

— Извините за опоздание, — говорит, окинув взглядом посетительницу.

— Ну, это совсем небольшая плата за канитель, которую я вам устроила, — мягко, как-то солнечно улыбается дама.

Мотивировка сразу приходит в голову: захотелось подкадрить бабенку. Стопроцентное понимание коллег обеспечено, хотя как раз ни одной мысли насчет секса в голову не влетает.

Неброская элегантность, что ли, преградой служит?

А может, из-за ее дружбы с Анжелой?

Екатерина Лавринец такая домашняя, своя, ну как сестра… Как старшая — неважно, что ему ровесница, — мудрая сестра, которую в детстве побаиваешься, а потом хочется защищать … И пусть у Глеба не было ни старших, ни младших сестер-братьев, но почему не помечтать…

Не расслабляйся! — приструнивает он себя. А внутренне радуется, что из реестра имеющихся у него под рукой способов ведения допроса можно выбрать тот, редкий, который в учебнике подается как единственно верный…

Воспоминание о годах учебы помогает заслониться от неприятных мыслей, которые в последнее время роятся вокруг и, как беспощадные комары, больно кусают. Без запинки шпарил на экзамене: “Многим допрос представляется как борьба следователя с допрашиваемым. Это по меньшей мере неверно. Такой взгляд совершенно очевидно отражает архаичные установки, корни которых содержатся в карательной политике нашего государства эпохи 30—40-х годов. Не выдерживает критики и мнение о допросе как о процессе воздействия следователя на допрашиваемого…”

И вот, нужное сейчас: “По своей сути допрос является одним из процессуальных видов информационного взаимодействия, межличностного общения и обмена информацией двух главных действующих лиц — допрашивающего и допрашиваемого…”

Редко когда появляется возможность применить третий вариант, в Глебовой практике — это всего лишь второй раз. Первый был с Анжелой.

И дальше он действует словно по учебнику, который советует подстроиться или создать подсознательное доверие допрашиваемого к допрашивающему. “Смысл этого приема в том, что допрашивающий как бы настраивается на “волну” допрашиваемого и общается с ним на доступном и понятном обоим языке тела, биоритмов, темпомыслительного процесса, преодолевая неизбежные в ситуации допроса коммуникативные барьеры”.

Спина Глеба и без напоминаний выпрямляется, он соединяет колени, а не держит их широко расставленными, как делают все мужики в следственном комитете, левую руку спокойно кладет на подлокотник кресла. Классическая подстройка к позе: “Сделать какую-то часть поведения допрашивающего похожей на аналогичную часть поведения допрашиваемого. Отражение позы может быть прямым (в точности, как в зеркале) и перекрестным (если у партнера левая нога закинута на правую, то можно сделать так же). Подстройка к позе — это первый навык активного, форсированного создания подсознательного доверия”.

И дышать хочется так же спокойно, ровно, как она.

В голове снова прокручивается страница из учебника: “Подстройка к дыханию тоже бывает прямой и непрямой. Первая — дышать так же, как дышит партнер, в том же темпе. Вторая — согласование с ритмом дыхания партнера какой-то другой части своего поведения; например, можете качать рукой в такт дыханию партнера или говорить в такт. Прямая подстройка более эффективна при создании связи с партнером”.

Как Екатерина — значит, естественно… “Каждый слышит, как он дышит. Как он дышит, так и пишет, не стараясь угодить…”

И последний этап: подстройка к движениям. “Человек обычно не сидит как истукан — он жестикулирует, меняет позу, кивает или качает головой, мигает, и все это может быть предметом для подстройки. Подстройка к движениям более сложна, чем предыдущие, потому что и поза, и дыхание — это нечто относительно неизменное и постоянное, это можно рассмотреть и приступить к копированию постепенно. Движение — относительно быстрый процесс, в этой связи от допрашивающего требуется наблюдательность и определенная маскировка, естественность, чтобы партнер не смог осознать ваши действия. Это могут быть любые движения: макродвижения (походка, жесты, движения головы, ног) и микродвижения (мимика, мигание, мелкие жесты, подрагивание)”.

К пластике Екатерины ему все равно не подстроиться — и пытаться не стоит. Плавно поднимает руки, чтобы поправить прядь, выбившуюся из-под бордового бархатного банта, несуетливо поворачивает голову во время ненатужного одновременного молчания…

Ни одного жеста лжи.

Не прикрывает рукой рот… “Рука вруна подсознательно тянется прервать поток неправдивой информации”.

Ни разу не коснулась кончика носа — самый типичный жест женской хитрости. Не почесала глаза или веки, “что говорит о подсознательном желании скрыться от обмана или от взгляда человека, которому говоришь неправду”. Мужчины делают этот жест более энергично, и если обман действительно серьезный, то опускают глаз в пол. Женщины этот жест делают деликатно: как бы поправляя нижние реснички или бровь.

Шею и уши не трогала. Замечено, что человек, который говорит неправду, испытывает физиологический дискомфорт в области шеи и ушей: зудящее ощущение, покраснение кожи. Для того, чтобы снять чувство дискомфорта, врун должен слегка почесать или потрогать указанные области.

Обычно допрашиваемые не выдерживают такого долгого молчания — оно их словно взбалтывает, и наружу довольно быстро выходит то, что они хотели бы скрыть.

Не Катерина… Она внимательно-молчалива, как будто музыку слушает — видимо, улавливает мелодию пространства… Идеальная женщина? Или хорошо тренированный агент?.. Чей?

— От Анжелы есть новости? — Глеб идет ва-банк. Смелость накопилась, пока молчали вдвоем.

— Она вернулась в… гостиницу, там отлежится, — с небольшой запинкой отвечает Катерина. — Вред от вулкана явно преувеличивают, но самолеты все равно пока не летают.

Спотыкается именно на слове “гостиница” — лукавит явно не для обмана. Тактичная… Имени Тапира не упоминает. Высший пилотаж… И бровь не дрогнула… Знает про нас с Анжелой… А могла бы ведь изобразить удивление… Большинство врет просто так, по инерции, не соотносясь с тем, что предыдущая информация или следующая уличают их во лжи.

— Я встречу ее… когда вернется… — Своим обещанием Глеб надеется расположить к себе Катерину. И закрыть больше ненужную ему тему Анжелы. Пора брать быка за рога. — Четырнадцать-пятнадцать, — четко артикулирует он, включая диктофон. — Вы не заметили ничего необычного, когда были у Светланы Мазур? — спрашивает, пропуская предыдущие вопросы: знакомы ли вы с потерпевшей? когда ее видели в последний раз?.. Нет тут возможности подловить ее. Ясно же, что она не станет скрывать очевидное. И вряд ли спросит, зачем допрос, раз ясно, кто убийца. Может, этого еще и не знает…

— Она была взвинчена. Поэтому Виктор Рюрикович и попросил меня ее навестить… — Лоб Катерины то и дело морщится, делая ее какой-то беззащитной.

Что это значит? Старается поточнее вспомнить или соображает, что можно говорить, а о чем умолчать? Во всяком случае, дополнительных вопросов задавать не требуется. Она как будто считывает то, что интересует Глеба. И никакого напряжения от того, что он включил запись. Вышколена тренировками?

— Мы не были близкими подругами… Знакомы, и только… Думаю, Света нервничала из-за Олега. Она ведь его любила… Именно нервозность… не страх… Может, агрессивность чуть зашкаливала… О смерти она точно не думала. К ней должна была прийти парикмахерша…

Не надеясь на диктофон, Глеб делает пометку в своем блокноте. Ада не сказала, что была там… Когда точно? Почему скрыла информацию? Видела что-то? Вряд ли… Но надо знать точно. Придется выяснять.